— База данных отпечатков защищена надежно?
— Очень надежно, — кивнул Сергей. — Мы проверяли. Взломов не было.
— А вообще взломы бывали?
— Если и бывали, мне об этом ничего не известно.
— Даррен Уотерс так ничего и не сообщил об этих людях или о том, как ему удалось сбежать?
Сергей покачал головой.
— Он не может говорить, а писать не умеет. То есть мы уже научили его писать, но он делает это на уровне первоклассника.
— Джек упомянул, что с Уотерсом что-то случилось, но не стал вдаваться в подробности.
— Эти люди сделали Уотерсу трансорбитальную лоботомию. Очень грубая работа. Вы знакомы с данной процедурой?
Дарби кивнула. Она предпочла бы не знать деталей варварской операции, популяризацией которой в США занимался доктор Уолтер Фриман, который в пятидесятые годы применил нож для колки льда к тысячам пациентов с диагнозом «шизофрения», а потом перешел к страдающим депрессией домохозяйкам и «неуправляемым» детям. К пациенту применялась электроконвульсивная терапия. Другими словами, его било током, пока он не терял сознание, после чего в верхнее веко вводили нож для колки льда. С помощью молотка пробивалась кость назальной полости, и нож проникал в лобные доли мозга, где нарушал нейрональные связи. Некоторым пациентам удавалось выжить, но большинство умирало или становилось инвалидами. Почти все, кто выжил, были погружены в детское состояние, лишенное малейших признаков личности.
— Даррен Уотерс, — сказал Сергей, — глубоко больной, как умственно, так и физически, человек. Он живет в постоянном страхе и нуждается в непрерывном приеме медикаментов.
— Чем его лечат?
— Торазином.
— Почему? Он представляет опасность для других пациентов?
— Временами, — кивнул Сергей. — Но большую часть времени бедняга просто кричит, словно видит монстров, которые выходят из стен и хотят его съесть.
В динамиках раздался голос:
— Прибытие через пять минут.
Сергей положил руки на подлокотники стула.
— Вам пора переодеваться и готовиться к операции.
Через несколько минут фургон остановился. Сергей открыл заднюю дверцу, и Дарби увидела потрескавшийся асфальт парковочной площадки. По периметру ее окружали мусорные баки и раскачивающиеся на ветру деревья. Потом Сергей захлопнул дверцу, давая Дарби возможность переодеться.
Куп остался в фургоне. Он сидел на скамье, сгорбившись и опершись локтями о колени, и потирал ладони.
Дарби уже разделась до бюстгальтера и мужских трусов, когда он наконец подал голос:
— Ты от этого не устаешь?
Дарби скользнула в черные брюки, приготовленные Сергеем.
— От чего я должна уставать?
— От того, что постоянно суешься туда, куда даже ангелам страшно заглядывать.
Она надела термофутболку с длинными рукавами, заправила ее в брюки и улыбнулась.
— Кто-то же должен это делать.
Куп остался серьезен.
— Но почему ты?
Она пожала плечами и собрала волосы в хвост.
— Потому что я в этом сильна.
— Сильна в насилии?
— У меня хорошо получается восстанавливать справедливость, — уточнила Дарби. — Но что на тебя нашло? Ты сердишься, что я тебя в это втянула?
— Это в порядке вещей.
— Тогда что с тобой?
Он не ответил. Дарби натянула на голову черную полипропиленовую балаклаву.
— Чарли… — сказала она.
Куп поднял голову и посмотрел на нее.
— Он хотел разоблачить этих людей, — пояснила она. — Ты слышал, что рассказывал Сергей об исчезнувших детях?
Он кивнул, отвечая на вопрос, но явно не соглашаясь с ее методами.
Дарби бросила ему связку ключей.
— Отдашь Сергею. Пусть обыщет мою квартиру на предмет подслушивающих устройств. И пусть прослушает автоответчик. Там есть запись, где я разговариваю с одним из людей из дома Риццо. С тем, которого я привязала к дереву и которому удалось сбежать. Он поймет, что это означает.
— Хорошо. Еще что-нибудь?
— Да, последнее. Прошлой ночью на месте взрыва одно из этих существ спустилось в воронку и порезалось. Я взяла анализ крови. Он в аптечке в багажнике моего мотоцикла… Ну что опять не так?
— Я волнуюсь за тебя, Дарби. Рано или поздно твоя полоса удач закончится. Я не хочу видеть, что от тебя останется, когда это произойдет.
Дарби открыла заднюю дверцу, и прощальные слова Купа выпорхнули наружу и растворились в ярких, теплых лучах осеннего солнца, заливающих парковку позади полицейского участка.
Вирджиния Кавано стояла рядом со своим практичным бежевым автомобилем «Бьюик-Лесабр», приоткрытый багажник которого уже ожидал Дарби. Эту строгого вида хрупкую седую женщину, облаченную в черный кашемировый свитер, синие брюки из полиэстера и черные ортопедические туфли на липучках, можно было бы принять за монахиню католической школы. Взглянув на Вирджинию, Дарби увидела мебель в полиэтиленовых чехлах и туго свернутые прямоугольники простыней. Сергей уже объяснил ей, чего они ожидают. Кавано не стала задавать вопросов. В них не было необходимости. Ее роль была очень проста. Все, что ей следовало сделать, — это вернуться домой и включить телевизор… или открыть книгу… или заняться еще каким-нибудь привычным делом.
Дарби подняла крышку багажника и увидела, что Вирджинии Кавано не чуждо сострадание. В чистом и аккуратном багажнике лежали подушка и одеяло. Дарби забралась внутрь. Сергей подал рюкзак с заказанными ею оборудованием и инструментами. Мгновение спустя машина тронулась с места и, выехав с парковки, взяла курс к дому Вирджинии Кавано.