Невинные души - Страница 42

— До сих пор я вел себя как джентльмен, — произнес Китс. — Но вы вторгаетесь в мое личное пространство.

— Привыкайте. — Дарби пожала плечами, выпустила его руку и встала. — Я сама найду выход. Не надо меня провожать. Но я уверена, что мы с вами еще встретимся.

Глава 35

Много лет назад Марк Риццо усвоил, что с темнотой необходимо жить в мире. Еще ребенком он узнал, что она способна усиливать эмоции, особенно страх. И боль. Его отец не отличался ни спокойствием, ни выдержкой. Его могло вывести из себя все, что угодно, от пролитого молока до плохих отметок в табеле.

Отец предпочитал ремень. Ему нравился сам ритуал. Он медленно — всегда медленно! — вставал. Уже стоя он расстегивал ремень и начинал выдергивать его из шлевок забрызганных краской джинсов. Когда ремень оказывался у него в руках, он наматывал его на большой, мясистый, мозолистый кулак. Чаще всего, хотя далеко не всегда, он садился снова на стул и ждал. Иногда это ожидание длилось час, иногда растягивалось на два дня. Марку запомнился случай, когда его застали за тем, что он бросал камни в голубя, сидящего на крыше гаража. Он это делал просто потому, что ему был неприятен вид этого голубя. Он угодил камнем в окно. Окно разбилось. Наказания пришлось ожидать целый месяц.

Отец всегда наказывал его в темноте. Всегда. Хуже всего было то, что Марк не видел ремня. Его будил хлесткий удар. Он поднимал руки, а ремень продолжал хлестать, пока отец не уходил, отдуваясь и пыхтя. В темноте боль казалась еще сильнее. Какой бы выдержкой и силой воли ни обладал человек, его мозг не был способен справиться с этой болью. И ожидание боли от ремня или его пряжки всегда было страшнее самой боли.

Вот как сейчас. Захватившие его люди еще не причинили ему боль, но это был лишь вопрос времени. Марк знал, что ему этого не избежать. Потому что он находился там, где людям делают больно.

Обнаженный и совершенно беспомощный, он был заперт в кромешной тьме в крошечной сырой камере, где даже выпрямиться в полный рост было невозможно. Марк сидел или лежал, то засыпая, то просыпаясь и прислушиваясь к звукам за металлической решетчатой дверью. Откуда-то доносился шепот. Кто-то молился Богу. Кто-то кричал, умоляя о пощаде и милосердии. Он хотел крикнуть, чтобы они все заткнулись. Что толку молиться? Где бы он сейчас ни находился, Бога здесь не было.

Хуже всего были вопли. Иногда они были такими громкими, что, казалось, способны пробудить мирно дремлющего Господа. От этих криков Марк начинал трясти древние железные прутья решетки в надежде, что они не выдержат и сломаются. Но они были слишком толстыми и прочными. Марк бросался на гладкий холодный пол и пытался где-нибудь спрятаться. Но прятаться было негде. Он был пойман и заперт в клетку. И ему оставалось лишь сидеть и собираться с силами, готовясь к тому, что его ожидает. Он знал, что они все равно его накажут. Но ожидание этого наказания могло растянуться на долгие дни или даже недели.

Он собственными глазами видел, как это делают с другими.

Сквозь плач, стоны и тихие, но отчаянные молитвы он услышал скрип петель. Где-то распахнулась тяжелая дверь.

Звон ключей.

Шум приближающихся шагов. Другая пара ног заспешила куда-то. И шорох, и топот стихли. Шаги замерли.

— У меня новости о еретике.

— Расскажи мне все, дитя мое.

«Этот голос! — подумал Марк. — Боже, только не это!»

— Семью еретика охраняют шесть, а возможно, даже восемь человек, — произнес первый голос. — Пятеро находятся в доме, остальные трое расположились в двух машинах и наблюдают за дорогами.

— А сам еретик? Он вернулся?

— Нет, он постоянно перемещается и прячется.

— Мне нужна только девчонка. Захватите девчонку. Остальных убейте.

— Да, архонт.

Шаги зазвучали громче. Кто-то шел к нему.

Марк Риццо продолжал лежать. Он повернулся на бок и уперся ногами в решетку. Если они пришли за ним, он сможет отбиваться.

Шаги замерли. Кто-то стоял сразу за дверью. Марк слышал лишь дыхание. Затем раздался приглушенный голос:

— Настало время просить о прощении, Томас.

— Прекратите называть меня этим именем!

— Прежде чем выслушать твою исповедь, мы должны задать вопрос о той женщине, которую ты пригласил в свой дом.

— Я ее не приглашал. Это сделал Чарли. Ее пригласил Чарли.

— Объясни нам, почему он это сделал.

— Спросите у Чарли. Это он ее позвал.

— Что ты прятал в подвале?

— Что я прятал? — Марк растерялся. — Ничего.

— Сегодня ночью женщина вернулась. Она хотела что-то достать из подвала. Наши люди за ней следили.

Он знал, что это правда. У них наверху были люди. Эти люди за всем наблюдали и выполняли их поручения. И они беспрекословно повиновались.

Марк — именно так его звали, потому что Томас давно умер, — произнес:

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Если станешь упорствовать во лжи, наказание будет гораздо более страшным.

Марк Риццо зажмурился, пытаясь силой воли покинуть это место, перенестись куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Умереть он не боялся. Но мысль о том, что процесс умирания может растянуться надолго, переполняла его душу ужасом. Он знал, что Двенадцать стражей умеют растягивать пытку до тех пор, пока сердце жертвы не выдержит страданий. И устройства, которые они для этого используют, напоминают…

Его мысли прервал скрежет ключа в замке.

Марк поднял ногу, готовясь защищаться. Щелкнула пружина замка, устало скрипнули петли двери. Треск. По темному жезлу побежали белые и голубые змеи электрических разрядов. Они тускло озарили призрачно-белое лицо и толстый шрам, протянувшийся от виска через лоб куда-то на лысый череп.