Невинные души - Страница 2

О смерти Чадзински Дарби можно было не волноваться. Офицерам из Отдела внутренних расследований она сказала, что комиссара убил Арти Пайн. Разумеется, она предварительно позаботилась о том, чтобы место преступления выглядело соответствующим образом. Услышав запись того, как Чадзински хвастается своими методами коррупции, ребята из Отдела внутренних расследований сняли с Дарби все подозрения. Но у нее осталась другая, более насущная проблема — полиция Бостона. Там считали, что она совершила смертный и ничем не смываемый грех — вывесила грязное полицейское белье на обозрение широкой общественности. Вот что волновало ее больше всего: почему так затягивается судебное разбирательство? Если ее восстановят на работе, во что несокрушимо верил ее адвокат, то те, кто займет место Чадзински, все равно найдут способ ее наказать. К примеру, они могли бы запереть ее в лабораторию и заставить обрабатывать анализы или заряжать в систему данных образцы ДНК. Одним словом, утопить ее в одуряюще нудной работе, обычно поручаемой лаборантам-новичкам.

Вертолет жестко приземлился на поле. Дарби расстегнула ремень безопасности, сгребла тяжеленную сумку, распахнула дверцу и выпрыгнула в прохладу сентябрьской ночи. Пригибаясь от вихря, поднимаемого ритмично вращающимися над головой лопастями, она побежала к виднеющемуся на краю поля бронированному полицейскому автомобилю, у задней дверцы которого стоял офицер спецназа, с головы до ног одетый в черную штурмовую форму.

Дарби забралась внутрь, нащупала свободное место на краю скамьи под правой стенкой и села. Сидящий рядом с ней офицер дважды стукнул кулаком по перегородке, подавая сигнал водителю, и машина рванула с места. Прежде чем дверца захлопнулась, Дарби успела заметить взмывающий в небо вертолет.

Вдоль стен салона сидели шестеро мужчин. Все они были одеты в черную штурмовую форму, а их лица были покрыты черным гримом. Внимание Дарби немедленно привлек седьмой офицер. Рослый белый мужчина стоял, повернувшись спиной к своим людям, возле перегородки, отделяющей их от водителя. Он держался за металлическую ручку на потолке и говорил по телефону, подсоединенному к шифровальному аппарату. Сейчас, уставившись в пол, он слушал собеседника. При этом он так сильно прикусил передними зубами жвачку, что на щеках вздулись желваки. На вид ему было хорошо за сорок, а может, и под пятьдесят. Тусклое освещение позволило Дарби разглядеть короткий ежик на его бритой голове и тонкую паутину морщин вокруг прищуренных глаз. «Наверное, это и есть Трент», — подумала она, стягивая волосы на затылке одной из резинок, которые всегда носила на запястье. Она чувствовала на себе оценивающие взгляды, обращенные с выкрашенных черной краской лиц.

Спецназ по-прежнему оставался чисто мужской организацией, в которой всем было наплевать на то, что она способна отстрелить яйца даже блохе, как и на то, что ей хватало минуты, чтобы поставить на колени и заставить умолять о пощаде любого мордоворота. В настоящий момент их не интересовало ничего, кроме ее сисек. Наверное, они пытались представить ее в постели. Справа от нее сидел похожий на пуэрториканца парень, точная копия ее кумира, игрока «Ред Сокс» Мэнни Рамиреса. Он держал на коленях газовый гранатомет и разглядывал Дарби так откровенно, как если бы она была куском мяса.

Дарби повернулась к нему.

— У тебя есть идеи, ковбой? — улыбаясь, поинтересовалась она.

Он облизал губы. Ей показалось, что сейчас он сообщит ей, что она похожа на Анджелину Джоли. Ей очень многие говорили, что у нее такие же глаза и губы, как у знаменитой актрисы, хотя сама она этого не замечала. Взять хотя бы золотисто-каштановый цвет ее волос и зеленые глаза. К тому же, в отличие от миссис Питт, у нее на левой щеке был длинный шрам, оставшийся после удара топором, рассекшего не только кожу, но и скулу. Закончилось тем, что хирургам пришлось удалить кость, поместив на ее место нечто под названием «имплантат Медикор».

Вместо этого двойник Мэнни Рамиреса произнес:

— Ты та самая МакКормик, которая уцелела в перестрелке с участием комиссара бостонской полиции?

Дарби кивнула. Ей было ясно, куда он клонит.

— Этот разговор с Чадзински, в котором она призналась во всех своих подлых делишках… — Он присвистнул. — Хитрая и коварная сука. Покрывая этого ирландского ублюдка Салливана, она продала свою душу. А ведь он не просто гангстер, он серийный убийца! А ты молодчина, додумалась включить мобильник и все это записать.

Неожиданно Дарби оказалась в центре внимания. Остальные мужчины, кивая и улыбаясь, наклонились вперед, чтобы не пропустить ни одного слова.

— Тебе повезло, что этот разговор попал в прессу, — продолжал пуэрториканец. — Иначе никто не поверил бы в такое дерьмо.

— Пожалуй, ты прав.

— У меня в бостонской полиции есть друзья.

— Поздравляю.

— Говорят, ты сама передала эту запись прессе.

Дарби покачала головой и прищелкнула языком. Просто поразительно. Никому из копов, с которыми ей приходилось сталкиваться, не было никакого дела до того, что Чадзински оказалась продажной и коварной сукой, за свою карьеру организовавшей исчезновение нескольких десятков полицейских, федеральных агентов, работающих под прикрытием детективов и свидетелей преступлений. Одним телефонным звонком она стирала с лица земли любого, кто пытался обнародовать жуткие методы Фрэнка Салливана. Одной из ее жертв стал и Томас МакКормик, Биг Рэд, отец Дарби. Тем не менее ее собеседников интересовало лишь одно: кто передал журналистам запись ее разговора с Чадзински?